Сельма Лагерлеф

ПОДМЕНЫШ 

  Жила-была старая-престарая карга - троллиха, шла она однажды лесом с берестяным коробом на спине. А в коробе сидел ее большой и уродливый детеныш. Волосы тролленка походили на свиную щетинку, зубы были острыми-преострыми, как шило, а на мизинце - коготок. Однако троллиха считала, что пригожее ее детеныша на всем свете не найти.

  Вскоре подошли они к такому месту, где лес чуточку поредел. Там проходила дорога, вся в ухабах, скользкая от оплетавших ее древесных корней, а по дороге ехали верхом крестьянин с женой.

  Едва завидев их, троллиха решила шмыгнуть обратно в лес, чтобы люди не увидели ее. Но тут она заметила, что крестьянка держит на руках ребенка, и мысли троллихи тут же приняли другой оборот.  “Давно хотелось мне посмотреть,  может ли человеческий детеныш таким же пригожим, как мой”, - подумала она и спряталась за большим ореховым деревом,  росшим у самой обочины дороги.

  Но когда всадники проезжали мимо, троллиха нетерпеливо высунулась чуть дальше из-за дерева, так что лошади увидали ее огромную черную голову. Встав на дыбы, они в испуге  понесли, чуть не выбросив из седел и крестьянина и его жену. Те, закричав от страха, едва успели ухватиться за поводья, и в тот же миг скрылись из виду.

  Морда  троллихи исказилась от досады, потому что она только-только успела бросить  взгляд на человеческого детеныша. Но тут же успокоилась - ребенок лежал прямо у ее ног!

  Он выпал из материнских объятий, когда лошади стали на дыбы, но  к счастью, упал в высокую кучу сухой листвы и был цел и невредим. Он громко кричал, но, когда старая карга троллиха склонилась над ним, так изумился, что мгновенно смолк и протянул ручонки, желая вцепиться в ее черную бороду.

  Совершенно ошеломленная троллиха стояла, разглядывая человеческого детеныша. Она смотрела на тоненькие пальчики с розоватыми ноготочками, ясные голубые глазки и крошечный алый ротик. Все больше и больше удивляясь, ощупывала она мягкие волосики, гладила щечки ребенка. Она никак не могла взять в толк, что дитя может быть таким розовым, таким нежным и хорошеньким.

  Мигом сорвав со спины берестяной короб, троллиха вытащила оттуда собственного детеныша и посадила его рядом с человеческим. И, увидав, какая громадная разница между ними, она, не в силах совладать с собой, громко завыла.

  Между тем крестьянин с женой обуздали лошадей и вернулись, чтобы отыскать своего ребенка. Хотя троллиха слышала конский топот, но с места не сдвинулась, а так и осталась сидеть рядом с человеческим детенышем - все не могла наглядеться на него досыта. Однако увидев крестьянина с крестьянкой, она тут же и решилась. Собственного ребенка оставила у дорожной обочины, а человеческого сунула в берестяной короб, взвалила на спину и бросилась в лес.

  В тот же миг прискакали всадники.

  Чудесные люди были эти крестьяне, всеми уважаемые, богатые, и владели они большой усадьбой в плодородной долине у подножья горы. Женаты они были уже много лет, но детей у них, кроме этого ребенка, не было. Понятно, они и не чаяли найти сына.

  Крестьянка на несколько лошадиных корпусов опередила мужа и первая увидела детеныша, лежавшего у дорожной обочины. Тролленок орал изо всех сил, призывая свою маму - троллиху. И уже по этому ужасному вою крестьянке следовало бы понять, что за дитя лежит на земле у обочины. Однако же она страшно боялась, что малыш разбился, и лишь подумала: “ Cлава богу, он жив!’”

  -Ребенок здесь!- крикнула она мужу и, соскользнув с седла, поспешила к тролленку.

  Когда к ним подъехал крестьянин, он увидел; жена его сидит на земле, а лицо у нее такое, будто она глядит на ребенка и глазам своим не верит.

  -Зубки-то у моего дитятки были вовсе не как шило, - рассуждала она.

А сама тролленка туда-сюда поворачивает.

  - И волосики у моего дитятки вовсе не как свиная щетинка - сокрушалась она.

  В голосе ее все сильнее и сильнее чувствовался испуг.

  - Да и коготка на мизинце у дитятки моего вовсе не было.

  Крестьянин подумал, что жена его не иначе как ума лишилась. Он быстро соскочил с коня и подошел к ней.

  -Глянь-ка на ребенка и скажи, почему он такой чудной? - молвила крестьянка и протянула тролленка мужу.

  Взял он детеныша из ее рук, но только глянул на него, как тотчас трижды плюнул да и отбросил его от себя подальше

  -Да это же тролленок! - вскричал он. - Это не наше дитя!

  Жена крестьянина по-прежнему сидела у обочины. Была она не больно сметлива и не могла сразу понять, что же приключилось.

  - Что ты сделал с ребенком? - крикнула она.

  -Да разве ты не видишь, что это подменыш? - спросил муж. - Троллиха подкараулила нас, а взамен подложила одного из своих троллят.

  - А где же мой сынок? -  cпросила  жена.

  - Он у троллей - ответил муж.

  И тогда жена поняла, какая беда их постигла.  Побледнела она, словно перед смертью, и муж испугался. что она вот-вот умрет.

  - Наш ребенок, верно, где-нибудь неподалеку, - попытался он утешить жену.- Пойдем в лес, поищем его

  С этими словами привязал он к дереву лошадь. Жена поднялась было, чтобы последовать за ним, но заметила, что тролленок лежит на самой дороге и его в любую минуту могут растоптать лошади. Уж очень они тревожились оттого, что он рядом.

  И хотя одна только мысль о том, что надо коснуться подменыша, заставила крестьянку содрогнуться, она все же подвинула его чуть подальше в сторону, чтобы лошади до него не добрались.

  - Здесь валяется погремушка, которая была в руках у нашего мальчика,  когда ты уронила его, - крикнул крестьянин из зарослей, - теперь я знаю - я на верном пути.

  Жена поспешила за ним, и они еще долго бродили по лесу в поисках ребенка. Но не нашли ни его, ни троллей. А когда спустились сумерки, пришлось им назад к лошадям воротиться.

  Жена плакала и ломала в отчаянии руки. Муж шел, стиснув зубы и не вымолвил ни слова, чтобы утешить ее. Был он старинного, славного рода, что угас бы совсем, не родись у него сын. Вот он и гневался на жену за то, что она уронила на землю ребенка. “Уж ребенка-то ей следовало бы  беречь как зеницу ока”, - думал он. Но у него не хватило духу попрекать ее – видел, в каком жена горе.

   Только он помог ей сесть в седло, как она вспомнила о подменыше.

  -Что нам делать с тролленком? - спросила она.

  - А куда же он подевался? - удивился муж.

  -А он там лежит, под кустом.

  - Хорошо бы он там и остался, - горько усмехнулся крестьянин.

  - Надо бы нам все же взять его с собой. Нельзя ведь бросать его посреди дикой безлюдной пустоши.

  - Нет, можно, - отрезал муж и вдел ногу в стремя.

  Жена подумала, что муж, вообще-то прав. Нечего им печься о троллевом отродье. Она пустила было лошадь вскачь, но не успела та сделать и несколько шагов. как крестьянке стало невмоготу ехать дальше.

  - Тролленок, какой он ни есть - все же – детеныш - сказала она - Не могу я бросить его здесь, на съедение волкам. Подай мне детеныша!

  - Я этого не сделаю, - ответил муж. - Пусть он лежит, где лежит.

  - Если ты не подашь мне его сейчас, мне придется вернуться за ним нынче же вечером -  молвила жена.

  - Сдается мне, мало того, что тролли украли мое дитя, - пробормотал крестьянин, так они заставили мою жену повредиться в уме.

  Но все же он подобрал детеныша и подал его жене. Ведь он сильно любил ее и привык ей потакать.

  На другой день все в округе прознали про беду, что приключилась с ними, и все самые мудрые и сведущие поспешили в крестьянскую усадьбу - дать совет и наставление.

  -Тот, к кому в дом попал подменыш, должен избить его толстой палкой - сказала одна старушка.

  - Зачем же так жестоко обходиться с ним? - спросила крестьянка. - Хоть он и  уродлив, все же он никому зла не причинил.

  - Если тролленка бить до тех пор, пока не потечет кровь, примчится троллиха, бросит тебе твое дитя., а свое заберет с собой. Я знаю многих,  кто вот так получил своих детей назад.

  -Да., но те дети прожили недолго, - вставила другая старушка. И крестьянка про себя подумала, что это средство не для нее.

  К вечеру, после того, как она немного посидела одна в горнице с найденышем, она так безумно затосковала по собственному ребенку, что и не знала, как ей быть. “Может быть. все-таки сделать, как мне посоветовали?- подумала она . Но так и не смогла решиться избить тролленка.

  Тут же в горницу вошел крестьянин, в руках он держал палку и спросил, где подменыш. Жена поняла- он хочет последовать совету мудрых старушек и избить тролленка, чтобы получить назад свое дитя.

 

    “Хорошо, если он это сделает, - подумала она. - Я такая глупая. Я никогда не смогла бы избить невинного детеныша”.

Но только муж ударил тролленка, как жена кинулась к нему и схватила его за руку. 

  - Нет, не бей его, не бей его! - умоляла она.

  -Ты, верно, не желаешь получить назад нашего сына, - сказал муж, пытаясь вырвать свою руку.

  -Ясное дело, я хочу получить его, - ответила жена, - но только не таким путем.

  Крестьянин замахнулся, чтобы снова ударить детеныша, но,  прежде чем он успел это сделать, жена заслонила тролленка собой,  и удар достался ей.

  - Боже небесный! - воззвал крестьянин. - Теперь мне понятно, ты собираешься подстроить все так, чтобы наш ребенок остался у троллей на всю жизнь.

  Он молча постоял в ожидании, но жена по-прежнему лежала на полу, защищая своим телом тролленка. Тогда муж, отбросив палку, в гневе и скорби вышел из горницы.

  Потом он все удивлялся, почему не сделал по-своему, хоть жена ему и противилась. Но что-то его остановило. Не мог он ей перечить.

  Снова прошло несколько дней в горе и печали. Тяжко матери терять дитя. Но хуже всего на свете получить вместо него подменыша. Это еще пуще нагоняет тоску и не дает покоя.

  -   - Не знаю уж, чем и кормить детеныша ,- сказала однажды крестьянка мужу. - Не желает он есть то, что я ему ставлю.

  - Ничего удивительного, - ответил муж. - Разве ты не слыхала,  что тролли ничего, кроме лягушек и мышей, не едят?

  - Но ты ведь не потребуешь,  чтобы я пошла к лягушечьему пруду и добыла ему там корм? - спросила жена.

  - Нет, ясное дело, этого я не потребую, - усмехнулся муж. - По мне лучше всего было бы, если бы он умер с голоду.

  Прошла целая неделя, а крестьянка все никак не могла заставить тролленка что-нибудь съесть. Она расставила вокруг него разные лакомства, но тролленок только кривлялся, да  плевался, когда она пробовала заставить его что-нибудь отведать.

  Однажды вечером, когда, казалось, он вот-вот умрет с голоду, в горницу примчалась кошка с крысой в зубах. Крестьянка вырвала крысу у кошки, бросила ее подменышу и быстро вышла из горницы, чтобы не видеть, как он ест.

  Когда же крестьянин заметил, что жена его и впрямь начала добывать подменышу лягушек, мышей да пауков, его охватило такое к ней отвращение, что он и не мог дольше его скрывать. И слова доброго сказать он ей тоже не мог. Но из дома насовсем не уходил - она сохранила еще какую-то долю прежней власти над ним.

  Но этого мало. Слуги тоже начали выказывать неуважение и непочтительность хозяйке. А хозяин перестал делать вид, будто он этого не замечает. И хозяйка поняла, что коль она и впредь будет защищать подменыша, то тяжек и горек станет каждый ее божий день. Но уж такой она уродилась - если на ее пути вставал кто-нибудь, кого все ненавидели, она старалась изо всех сил прийти бедняге на помощь. И чем больше страданий выпадало на ее долю из-за подменыша, тем бдительнее следила она за тем, чтобы ему не причинили ни малейшего зла.

  Спустя несколько лет в полдень крестьянка сидела одна в горнице и накладывала заплатку за заплаткой на детскую одежку. “Да, - подумала она, - не ведает добрых дней тот, кому нужно заботиться о чужом ребенке”.

  Она  все латала и латала, но прорехи в одежке были такие большие, и их было столько, что, когда она смотрела на них, слезы выступали у нее на глазах. “Однако, это уж точно, - подумала она, -  коли б я латала курточку собственному моему сыну, я бы прорех не считала”.

  “ До чего же мне тяжко  с этим подменышем, - снова подумала крестьянка, увидев еще одну прореху, - Лучше всего было бы  завести  его в такой дремучий лес, чтобы он не мог найти дорогу к нам домой, и бросить его там”.

  “ Вообще-то не так  уж трудно избавиться от него, - продолжала она разговаривать сама с собой. - Стоит хоть на миг выпустить его из виду, как он утонет в колодце, или сгорит в очаге, или же его искусают собаки, а то и лошади растопчут. Да, от такого злого и отчаянного, как он, избавиться легко. Нет ни одного человека в усадьбе, кто бы его не проклинал, и если бы я вечно не держала тролленка возле себя, кто-нибудь уж воспользовался бы случаем убрать его с дороги.”

  Она пошла взглянуть на детеныша, спавшего в углу горницы.  Он подрос и был еще уродливей, чем в тот день, когда она увидела его в первый раз. Ротик превратился в свиной пятачок, бровки походили на две жесткие щеточки, а кожа стала совсем  коричневой.

  “ Латать твою одежду и сторожить тебя - это еще куда ни шло, - подумала она. - Это самая малость их тягот, которые мне приходится выносить из-за тебя. Мужу я опротивела, работники презирают меня, служанки насмехаются надо мной, кошка шипит, когда видит меня, собака ворчит и скалит зубы,  а виноват во всем - ты.

  Однако то, что животные и люди ненавидят меня, я бы могла еще стерпеть.  Хуже всего то, что всякий раз, когда я тебя вижу, я еще сильнее тоскую по собственному сыну. Ах, мое любимое дитя, где же ты? Спишь, поди на подстилке из мха и хвороста у троллихи?!”

  Дверь отворилась, и хозяйка поспешила снова вернуться к шитью. Вошел муж. Вид у него был повеселее, и заговорил он с ней поласковее, так, как давно уже не говорил.

  - Сегодня в селении ярмарка, - сказал он. - Что скажешь, не пойти ли нам туда?

  Обрадовалась жена его словам и сказала, что охотно с ним пойдет.

  - Тогда собирайся, да побыстрее, - распорядился муж, - придется нам идти пешком, ведь лошади в поле. Но если мы пойдем горной тропой - поспеем вовремя.

  Немного погодя крестьянка уже стояла на пороге, красивая, разодетая в лучшее свое платье. Такой радости не выпадало на ее долю уже давно, и она совсем позабыла про тролленка. “ А вдруг, - внезапно подумала она, - муж просто хочет заманить меня с собой, чтобы работники могли тем временем,  пока я им не мешаю, убить подменыша?” Она быстро вошла в горницу и вернулась с тролленком на руках.

  - Ты что, не можешь оставить его дома? - спросил муж, но, казалось, он не сердился и говорил  мягким голосом.

  - Нет, я не смею отойти от него, - ответила жена.

  - Дело твое, - сказал муж. - Но тебе, верно, будет тяжело тащить такую ношу через перевал.

  Они пустились в путь, но идти было трудно.  Дорога круто поднималась в гору. Им пришлось даже вскарабкаться на самую вершину скалы, прежде чем дорога свернула к селению.

  Жена внезапно почувствовала такую усталость, что и ногой шевельнуть не могла и все пыталась уговорить рослого тролленка идти самому, но он этого не желал.

  А муж был такой довольный и ласковый, каким не бывал с тех самых пор, как они потеряли собственного ребенка.

  - Дай-ка  теперь мне подменыша, - сказал он, - я понесу его немного.

  - О, нет, - отозвалась жена, - я справлюсь и сама; не хочу, чтобы ты возился с троллевым  отродьем.

  - С какой стати тебе одной надрываться из-за него? - спросил муж и взял у нее детеныша.

  А в тот миг, когда крестьянин взял тролленка,  дорога была как раз самая тяжелая. Скользкая и коварная, бежала она краем горного ущелья над самым обрывом и была такой узенькой, что на ней едва помещалась нога человека. Жена шла позади и очень скоро начала бояться, что с мужем, который несет тролленка, что-нибудь случится.

  - Иди медленнее, - закричала она, - ей показалось, что он слишком быстро и неосторожно движется вперед. Вскоре он и вправду споткнулся и чуть не уронил в пропасть детеныша.

  “Если бы подменыш и в самом деле упал, мы бы избавились от него навсегда, - подумала крестьянка. Но тут же поняла, что муж намеревается сбросить тролленка вниз в ущелье, а потом сделать вид, что это был несчастный случай. “ Да-да. .- решила она. - так оно и есть. Он подстроил все это, чтобы сжить подменыша со свету. А я бы и не заметила, что это дурной умысел. Да. лучше всего не мешать сделать ему, как он хочет.”

  Муж снова споткнулся о камень и снова подменыш чуть не выскользнул у него из рук.

  - Дай мне детеныша! - Ты упадешь вместе с ним, - сказала жена.

  - Нет, - отказался муж. - Я буду осторожен.

  В тот же миг крестьянин споткнулся в третий раз. Он протянул руки, чтобы схватиться за ветку дерева, и тролленок упал. Жена шла за мужем по пятам, и хотя она совсем недавно говорила самой себе, что хорошо бы избавиться от подменыша, она ринулась вперед, схватила его за одежку и вытащила на дорогу.

  Тут муж повернулся к ней. Лицо его совершенно исказилось, стало злым и некрасивым.

  - Не очень-то ты была расторопна, когда уронила нашего ребенка в лесу! - гневно крикнул он.

  Жена ни слова не промолвила в ответ. Она так опечалилась из-за того, что он  только притворялся ласковым, и заплакала.

  - Отчего ты плачешь? - жестко спросил он. - Не велика была бы беда, урони я подменыша. Идем, а не то опоздаем.

  - Пожалуй, у меня уже нет охоты идти на ярмарку, - сказала она.

  - По правде говоря,  и у меня охота пропала, - согласился с ней муж.

  По дороге домой он все спрашивал себя, сколько еще сможет выдержать такую жизнь с женой. Если он употребит силу и вырвет тролленка у нее из рук, между ними все может наладиться, полагал он. Но только он собрался вырвать у нее из рук уродца, как вдруг встретился с ее взглядом, грустным и боязливым.  И он еще раз совладал с собой ради нее, и все осталось по-прежнему, так же как и было.

  Снова минуло несколько лет. И тут однажды летней ночью в крестьянской усадьбе случился пожар. Когда люди проснулись,  горница и камора были полны дыма, а чердак пылал, словно сплошное море огня. Нечего было и думать о том, чтобы погасить огонь или спасти дом, самим бы ноги унести, чтобы не сгореть.

  Выскочив во двор, крестьянин стоял,  глядя на свой горящий дом.

  - Одно хотел бы я знать, кто навлек на нас эту беду! - произнес он.

  - Ну, а кто ж еще, как не подменыш? -  спросил работник, - он уже давным-давно собирал щепки, солому, да и поджигал их то в самом доме, то вокруг него.

  - Вчера он собрал целую кучу сухих веток на чердаке, - вмешалась служанка, - и как раз поджигал, когда я его увидала..

  - Ну, значит, тролленок поджег ветки поздним вечером ,- решил работник.

  - Тут и сомневаться нечего, это его надо благодарить за нашу беду.

  - Коли б он и сам сгорел, - сказал крестьянин, - я бы не стал печалиться, что в пламени погибла моя старая хижина.

  Не успел он вымолвить эти слова, как из дома выбежала хозяйка, она тащила за собой детеныша. Тут муж как кинется к ней,  как выхватит подменыша у нее из рук,  да как швырнет его обратно в горящий дом.

  Огонь вырывался как раз из окон и крыши, жара была нестерпимая. Испуганная, бледная как смерть, жена лишь на миг бросила взгляд на мужа. Потом повернулась и кинулась в дом за тролленком.

  - Можешь сгореть вместе с ним, да, да,  и ты тоже! - крикнул ей вслед муж.

  Но она все-таки вернулась, и подменыш был с ней. На руках у нее виднелись страшные ожоги, а волосы были почти спалены. Когда она появилась во дворе,  никто не сказал ей ни слова. Она подошла к колодцу, погасила несколько искр, которые рдели на подоле юбки, и села, прислонившись спиной к бадье, которой доставали воду из колодца. Тролленок лежал  у нее на коленях. Он быстро заснул. Она же по-прежнему сидела, бодрствуя, и, словно оцепенев,  неотрывно глядя перед собой печальными глазами. Толпы людей сновали мимо нее к горящему дому, но никто с ней не заговаривал. Всем она, как видно, казалась такой ужасной и отвратительной, что никто не смел к ней  приблизиться.

  На рассвете, когда дом сгорел дотла,  к ней подошел муж.

  - Нет у меня больше сил выносить все это - сказал он. - Ты ведь знаешь, тебя я покидаю неохотно, но я не смогу больше жить вместе с троллем.  Пойду-ка  я  теперь своей дорогой и никогда не вернусь назад.

  Когда жена услыхала эти слова и увидела, что муж повернулся и ушел, она почувствовала,  как в душе у нее словно что-то оборвалось. Хотела она поспешить за ним следом,  да тролленок тяжелым камнем лежал у нее на коленях.

  У нее не хватило сил стряхнуть его с колен, и она так и осталась сидеть.

  Крестьянин направился прямо в лесную чащу, думая, что идет этой дорогой, верно, в последний раз. Но едва он успел чуть подняться в гору,  как навстречу ему выбежал какой-то мальчуган. Статный и пригожий, он походил на молодое деревцо. Волосы мальчугана были мягкие, как шелк,  глаза же сверкали, точно сталь.

  “ Ах, таким бы  был мой сын, если бы удалось сохранить его! - вздохнул крестьянин, - таким бы был мой наследник. Не то что этот черный нелюдь,  которого жена моя притащила домой, в усадьбу”.

  - Здравствуй! - поздоровался крестьянин. - Куда путь держишь?

  - И тебе здравствуй! - ответил ребенок. - Коли отгадаешь, кто я, узнаешь, и куда я иду.

  Услыхал крестьянин его и побледнел.

  - Ты говоришь, как говорят люди в моем роду, - сказал он - Не будь мой сын в плену у троллей. я бы сказал, что это ты.

  - Да,  на этот раз вы.,  батюшка, отгадали, - засмеялся мальчик. - А раз вы, батюшка, отгадали, так знайте же, что я иду к матушке.

  - Не ходи к матушке, - сказал крестьянин. - Ей дела нет ни до тебя.,  ни до меня. Сердце у нее не лежит ни к кому,  кроме большого черного тролленка.

  - Вы так думаете, батюшка? - спросил мальчик и заглянул в глаза отцу, - тогда, может, поначалу мне лучше с вами остаться?

  Крестьянин почувствовал такую радость, что слезы чуть не хлынули у него из глаз.

  - Да,  оставайся только со мной! - произнес он, схватил мальчика и поднял его на руки. Он так боялся еще раз потерять сына, что пошел дальше, не выпуская его из объятий.

  Так прошли они несколько шагов,  и тут мальчик заговорил-

  - Хорошо, что вы несете меня на руках осторожно, не то что подменыша.

  - О чем ты? - спросил крестьянин.

  - Ведь троллиха несла меня на руках по другую сторону ущелья. И всякий раз, когда вы спотыкались и чуть не роняли подменыша, она тоже падала вместе со мной.

  - Что ты говоришь? Вы шли по другую сторону ущелья? - спросил крестьянин и глубоко задумался.

  - Я никогда прежде так не боялся, - продолжал мальчик. - Когда вы бросили тролленка вниз, в пропасть, троллиха хотела меня бросить следом за ним. Кабы не матушка…

  Крестьянин чуть замедлил шаг и начал выспрашивать мальчика.

  - Расскажи, как тебе жилось у троллей?

  - Иногда бывало трудновато, - ответил мальчик, - но когда матушка бывала ласкова к тролленку,  троллиха бывала ласкова ко мне.

  - Била она тебя? - спросил крестьянин.

  - Не чаще,  чем били ее детеныша.

  - Чем тебя кормили? - продолжал расспрашивать мальчугана отец.

  - Всякий раз когда матушка давала тролленку лягушек и мышей,  меня кормили хлебом с маслом. Когда же вы ставили тролленку хлеб с маслом, троллиха предлагала мне змей и репейник.  Первую неделю я чуть не умер с голода. Кабы не матушка...

  Не успел ребенок произнести эти слова,  как крестьянин круто повернул назад и начал быстрыми шагами спускаться в долину.

  - Не знаю,  как это могло получиться,  - сказал он, - но, сдается,  от тебя пахнет дымом пожара.

  - Ничего тут удивительного нет, - сказал мальчик - ведь прошлой ночью меня бросили в огонь, когда вы швырнули тролленка в горящий дом. Кабы не матушка...

  Тут крестьянин так страшно заторопился, что почти бежал. Но внезапно он остановился.

  - А теперь скажи,  как получилось, что тролли отпустили тебя на волю? - спросил он.

  - Когда матушка пожертвовала тем,  что было для нее дороже жизни,  тролли потеряли власть надо мной и отпустили меня,  - произнес мальчик.

  - Разве она пожертвовала тем,  что было для нее дороже жизни? - спросил крестьянин.

  - Да, верно,  так оно и было, когда она позволила вам уйти ради того, чтобы сохранить тролленка, - ответил мальчик.

  Жена крестьянина по-прежнему сидела у колодца. Она не спала,  но словно окаменела. Она не в силах была шевельнуться  и не замечала, что творилось вокруг, как если бы и вправду умерла.  И тут вдруг она услыхала,  что вдали кричит ее муж - он звал ее по имени, и сердце ее забилось снова. К ней опять вернулась жизнь. Она открыла глаза и огляделась вокруг, словно человек, только что проснувшийся ото сна.  Стоял ясный день, светило солнце, выводил трели жаворонок, и казалось совершенно немыслимым, что и в этот чудесный день ей снова придется тащить на плечах свою беду. Но внезапно она увидела обуглившиеся бревна, которые валялись вокруг,   и толпы людей с закопченными руками и разгоряченными лицами. И поняла,  что пробудилась к еще более горестной жизни, чем прежде. Но все-таки ей казалось, что страдания ее подошли к концу. Она оглянулась - где же подменыш? Он не лежал больше у нее на коленях, и нигде поблизости его не было. Если бы все было как прежде,  она бы вскочила и начала его искать. Но теперь она каким-то непостижимым образом почувствовала,  что это лишнее.

  Она вновь услыхала, как муж кличет ее. Он спускался со стороны леса вниз к усадьбе по узкой тропинке, и все чужие люди, помогавшие гасить пожар, побежали ему навстречу и окружили его так, что она не могла его видеть. Она слышала только, как он все снова и снова звал ее по имени, словно ей тоже надо было поспешить ему навстречу,  ей,  как и всем остальным.

  И голос его возвещал об огромной радости, но она все-таки продолжала сидеть, тихо и безмолвно. Она не смела шевельнуться. Наконец толпа людей окружила ее, и муж, отделившись от толпы, подошел к ней и передал ей в руки прекраснейшего ребенка.

  - Вот наш сын. Он вернулся к нам, - сказал он, -  и спасла его только ты, и никто другой.

  

  При чтении этой сказки многие мамы плачут,  сами не зная от чего.  Подспудно каждая понимает подвижничество материнства,  дальше если внешне оно протекает неярко.  С появлением ребенка жизнь меняется,  в ее фокусе теперь очень долго будет находиться ребенок,  как центр большинства усилий матери.  И в этой жизни бывают горькие моменты,  когда твой ребенок вдруг меняется (как будто его подменили) и становится таким ужасным,  что и не придумать нарочно.  Что делать?  Выбить ли из него дурь,  пока не поздно,  или верить в то,  что где-то далеко твое любимое дитя все еще живо,  и ты должна питать оборотня чем-то необходимым ему,  потому что они могут выжить только вместе – светлая и темная половина,  доктор Джекил и мистер Хайд…

  Много лет тому назад я питала инстинктивное отвращение к неприличному поведению молодежи на концертах рок-звезд,  к тому исступлению на грани с безумием,  которое охватывало фанатов.  И только теперь поняла,  что этот «бескультурный» феномен является культурным эквивалентом древних мистерий и маскарадов,  в которых человек освобождался от грузящих его душу тягостных переживаний (традиционно принимая психоделики,  вещества,  расширяющие сознание),  очищался,  освобождая место для возможности дальнейшего роста и развития.   В древности люди делали интуитивные находки подобного рода,  цивилизация позволила человеку возгордиться умом и стать выше природы,  а,  значит,  проиграть в этом соревновании с ней.

  Дети снова и снова,  в каждом поколении интуитивно открывают эти методы психогигиены (хотя с непривычки это может звучать крамольно),  и для взрослых, уже успевших вытеснить из своей памяти неприличные моменты своего прошлого или так и не вкусивших их,  это кажется дикостью,  да и на самом деле является ею.  Только это совсем не ругательное,  а очень полезное иногда состояние.